старая резина моего бульдозера завязла в смрадном иле на берегу озера, я зарядил свой магазин, залил под крышку в бак бензин, бациллы празднуют, не знают, что объявлен карантин, на закате укрылся влагою тумана, и объятья леса открыли - где моя жизнь и мои братья, собачьим воем смерть на улицы ворвётся, асфальтовая кожа города от боли рвётся как снег, сутра парят частицы пепла, от жара город шипит - стэйк на мангале пекла, пустые черепа ломаются как крекеры, ни одна шлюха не сбежит из под колёс моего грейдера, пустые клубы покидают полуобглоданные трупы наркобарыги прячут срань свою в тулупы скалят зубы эй-эй,чувствую как заражение горит мир извивается, брызжет гноем и болит! эй-эй чувствую, как воспаление кровит лезвие заточено гнилые части отрубить! человек на трибуне вновь себя обмазал калом, обычный с виду парень ходит с порванным аналом, НЛО, нибиру, перуны и педобиры патриархи подмешали к ладану вонь из могилы больше веры в идолов и лобызанья злата тупорылые дебилы - пацаны ваще ребята где! где Всевышний был когда болели дети? лопнувшая кожа! и пузыри, как признак смерти спроси у тех! кто гей-парады мутит в храмах у красных мразей и образов разбитых в хламе я обвиняю тебя, свинья-миролюбивая тварь,и толерантная змея, тебя заждалась могильная земля рваные лица под колесами бульдозера! рваные лица под колесами бульдозера! рваные лица под колесами бульдозера!

вкинутые зомби,грязных кварталов мудрецы базаров,бульваров у вокзалов упоротые рыла под киосками,кидают взгляды хлёсткие свиные визги у корыта,ведутся споры острые проклятые дома,карманы пустые,детские песочницы с землею из могилы,я блюю на ваши улицы,слыште вы пидары и падшие курицы я подожгу тебя под клубный бит пусть сгорит город пусть сгорит шлюхи будут тлеть под этот хит пусть горит город пусть горит пидоры в огне запомнят этот миг пусть горит город пусть горит это Божий суд каждый будет убит гнойные туши выходят из укрытий обитатели притонов-хтзевских общежитий синие тела,планеты дворовой галактики полтора-два литра белой и пол батла балтики я наблюдал как чвакает рождая выродков клоака они взрослели вместе с нами,превращаясь в вурдолаков шакалы мусора,беззубые торчки в подвалах здавали за траву один другого и на нары я хочу вам помочь,я хочу что б вы жили.. но вы не впустите меня,а пустите в вены крокодила. я бы обнял тебя,омыл водою твои раны но ты за черного дозу продаш кишки своей мамы. кро-ва-вы-е сле-зы не дадут покаяния смерть,гниение огонь,воздаяние!

Trick or treat, trick or treat, Give us something good to eat. Give us candy, give us cake. Give us something sweet to take. Give us cookies, fruit and gum, Hurry up and give us some. You had better do it quick Or we'll surely play a trick. Trick or treat, trick or treat, Give us something good to eat.

сто к одному - смесь масла и бензина гарь газа выхлопного,моя любимая стихия далеко улетела голова наркокурьера,я счастливо улыбаюсь лыбой доброго питбультерьера я обожаю твою песню, лязг цепи и карбюратор исполнитель уличных законов мой двухтактный реформатор. не боюсь, что заскрипят твои стальные звенья,я их смажу кровью этих тварей, без сомненья! заточи мои звенья алмазом я буду питатся павшим мясом буду насыщатся грязной кровью слух ласкать воплями боли недочеловеческая сила улицы во мраки погрузила стекляными глазами в меня палит мерзскую отраву парит пока хитромудрый глаз следит из треугольника, морг обретает нового маленького покойника блаженны плачущие яко тии утешатся воплями о пощаде блатхаты переполняются склоняясь над падалью, архангел улыбается зубы бензопилы в плоть с хрустом вонзаются огнём от бурьяна будут очищены злаки, а труп немощного люцефера изнасилуют собаки

ты просил, и она пришла, как ветер крыльями чёрными подняла с огарков пепел, ты не ожидал, сидя один в туманной чаще как лес закрыл глаза, и сердце стало биться чаще пока ты выкупал извращение, кровь, хорроры накапливая яды, тупя в экране на порево, твои фантазии покинули тёплые норы, и все дерьмо ожило, сочясь из ящика пандоры. вспоминай, как ты картавил над пропастью, что камнем ринешься, и сможешь сам себя спасти, но паливо вернётся, как избитый кот брошенный, и вспомнится в ночи образы, что не перенести сыкливый пёс и перепуганная птица - ты теперь во тьме скули и вспоминай, как жаждал мрака ты. деревья тянут нити, и ночь опутывает ноги мглою, бери свой серп и жни плоды, земля удобрена хулою. сверлит дрелью душа выходы в теле, ты вызывал тьму - и она под твоей дверью. сверлит дрелью душа выходы в теле, она найдет тебя и за кругами из мела. ты бы не выдержал и под дулом автомата, вживую наблюдать, как режут глотки солдатам, как твоя мать в хосписе воет от боли, тебе же так приятно смаковать смерть и горе! не потянешь, смотреть на смерть своей дочки, но чужие мучения кипятят мозги до точки, и это все цветочки пока лезвие заточки не коснулось твоей почки, и не хрустели позвоночки. твоя хромающая истина - как поток тёплой мочи. а ты бежишь с канистрами, думая, что ничего уже нет чистого, ты решил поклясться в верности нечистому, Левиафан смеется, на тебя глядя с глубин. Ты думал, не оставит, но здесь смерть, туман и ты один!

части тела, отрубленные, снова вместе, плиты склепов потрескались из жажды мести, тлеющая гниль набирает обороты, гробы открылись настежь, впереди много работы тела возобновляются, новые вместо прогнивших, море вынесет на берег сотни тел, давно погибших, долгий сон закончится с первыми лучами света, и проснутся те, кто пали в ожидании рассвета жертвы казней безобразные до рвоты тянут ноги, завязав в узлы аорты, воды ливня, кропят тела, исцеляя, жаждой битвы кровь по телу разгоняя. ромашковое поле, все прекрасно на танцполе, и девушки веночки заплетают на подоле, но черепа и рёбра не вынесут ударов вскоре только шепот тишины и ромашковое поле когда искривятся рты в последнем зевке, когда поднимется с илом, то что лежало на дне, кровавые части, как ртуть срастутся в комки, снова с невинно убиенных сорвут цепи и замки раковые клетки, неизбежны метастазы, радостные лица исказятся от проказы, вы думали, что прах лишь разлагается с годами, и можно павших попирать своими грязными ногами ублюдочная мода, ни один не равнодушен, но холодною рукою каждый медленно задушен, шакал пищит ехидно глубоко в сырой норе, он смеется, но не знает то, что ждет его извне!